Главная |   Участники  |  Обсуждение   |   Архив

Примечания

[1] Ср.: «Какая-то таинственная сила, как бы чуждая человеку и самой природе, входит в человеческую жизнь, какой-то третий элемент, не природный и не человеческий, получает страшную власть и над человеком, и над природой». (Бердяев Н. А. Смысл истории. — Л., 1991, с. 118.) «Буря, клокочущая в душе [человеческой личности], должна быть подавлена, должна умереть внутри человека, разрушая его самого. Отсюда и «нервность» нашего века». (Арабажин К. Этюды о русских писателях. — СПб, 1912, с. 259.) «<...> люди ныне так удручены// И дни влачат в безрадостной дремоте,// Как будто страхом страшным смущены //<...> Полны сомнений, дум, душевной смуты...» (Ибсен Г. Собрание сочинений в 4-х томах. — М., 1958, т. 4, с. 585, 588.) «Человек уже не видит себя таким, каким он был раньше, он повсюду ищет себя с любопытством, отчаянием, с иронией, с ужасом». (Дюма А. Цит. по: Аникст А. Теория драмы на Западе во второй пол. XIX в. М. 1988, с. 24.)

[2] См. Шкунаева И. Д. Бельгийская драма от Метерлинка до наших дней. — М., 1973.

[3] См. подробно: Зингерман Б. Н.: Очерки истории драмы XX века. — М., 1979.

[4] См. Скафтымов А. П. К вопросу о принципах построения пьес А. П. Чехова. В кн.: Статьи по русской литературе. — Саратов, 1958.

[5] Мартынова О. С. Август Стриндберг и драма немецкого экспрессионизма. — М., 1995.

[6] Там же.

[7] Мартынова О. С. //Филологические науки, №1, 1996.

[8] «В драме «Отец» вся обстановка, поведение героев и каждая реплика подчинены сюжетному замыслу, и с этой точки зрения в драме нет ничего лишнего, все строго рационализировано» (Аалто В. Натуралистический период в творчестве А. Стриндберга. — Л., 1936, с. 3.

[9] Ср. И. Борисова о драме Чехова «Иванов»: «<...> технология совершаемого переворота здесь наиболее обнажена, поскольку драматург здесь только пробует свои силы».(Борисова И. У новых перевалов. // «Театр», № 11, 1989, с. 184.)

[10] Цит. по: Стриндберг А. Избранные произведения. В 2-х томах. М., 1986. Т. I. Цифры в скобках обозначают соответственно действие, сцену и страницу.

[11] Там же, с. 481.

[12] Там же, с. 486.

[13] Оставляя в стороне вопрос об объективной принадлежности пьесы «Отец» к какому-либо эстетическому направлению (мнения исследователей на этот счет порой диаметрально противоположны), заметим лишь, что не будучи последовательным натуралистом, в прозе 80–90-х гг. Стриндберг для достижения тех или иных художественных целей пользуется соответствующими им натуралистическими категориями — впрочем часто в радикально переосмысленном виде.

[14] Там же.

[15] По мнению Б. Зингермана, «В произведениях [Стриндберга] о современной жизни среда воплощена в «другом», рядом стоящем человеке». — Зингерман Б. Очерки истории драмы XX в. М. 1979. С. 166.

[16] Цит. по: Аникст А. Ук. соч., с. 224.

[17] Цит. соч. с. 166.

[18] «Современный» брак, по-другому называемый «романтическим», — это тот вид отношений мужчины и женщины, который в своем нормативном качестве окончательно сформировался в XIX в.

[19] Ср. «<...> всякий предпочитает темперамент, противоположный собственному <...> всякий любит то, что недостает ему самому» (Шопенгауэр А. Избранные произведения. — М., 1992, с. 389, 391).

[20] На несостоятельность такой формы конфликта указывает и то, что в этом случае большинство персонажей оказываются в пьесе «проходными»: их присутствие можно объяснить только фабульными целями.

[21] «...Под могучими пластами, которые уносят с собой исторические периоды, идет вширь и вглубь еще более могучий пласт, которого исторические периоды не затрагивают. Присмотритесь внимательней ко всем великим народам с момента их появления до нашей эпохи — вы непременно найдете в них группу инстинктов и дарований, над которыми прошли, не задев их, революции, периоды упадка и успехов цивилизации. Эти дарования и инстинкты коренятся в крови и преобразуются вместе с ней; для изменения их надо <...> преобразование темперамента и физического строения». — Тэн И. Философия искусства. М. 1933. С. 293.

[22] Цит. по: Brustein R. The Theatre of Revolt. — Boston — Toronto, 1964, p. 101.

[23] Ibid., p. 107.

[24] Трансформация шали Лауры, см. характеристику пространства в п. 3.

[25] «Фактически, место действия в «Отце» менее напоминает буржуазную обстановку, чем африканские джунгли, в которых два диких зверя высматривают друг у друга уязвимое место, чтобы затем, вцепившись в него, вернее нанести смертельный удар» (Ibid., p. 106).

[26] «<...> По новейшим данным науки они все на один покрой!» (II, 4, 463).

[27] Качество это образцово представлено в военных (Стриндберг: «От постоянного общения с офицерами я обрел мужскую повадку <...> и мало-помалу во мне вновь пробуждается самец». — Слово безумца в свою защиту (далее — СБ). В кн.: Стринберг А. Избранные произведения. — М. 1986, т. 2, с. 187); это обстоятельство, вероятно, не в последнюю очередь повлияло на выбор Стриндбергом рода деятельности для главного героя пьесы.

[28] В недраматических произведениях указанная черта декларируется более прямо и резко: «<...> вершина [человеческого существа] — мужчина, творец и созидатель культуры» (Предисловие к «Фрекен Жюли» (далее — ПФЖ). Там же, т. 1, с. 483), «<...> создатель истинно великих идей, всевозможных искусств и ремесел, одним словом, всего, чем ныне гордится человечество <...>» (СБ, с. 168).

[29] СБ, с. 187.

[30] В «Слове безумца ...» и «Предисловии...» эта мысль прокламируется еще более агрессивно: «Женщина никак не равна мужчине по интеллекту» (СБ, с. 169) «Женщина — <...> недоразвитая форма человеческого существа» (ПФЖ, с. 487) «<...> грязная тварь, которая за ничтожным исключением никогда не принимала участия в цивилизаторской деятельности. <...> жалкие существа, интеллект которых в своем развитии остановился на уровне в лучшем случае бронзового века» (СБ, с. 168).

[31] Ср. там же: «<...> орда злоносных животных», которые «<...> неизмеримо слабее <...> по уму, но стократно сильнее во всех иных отношениях из-за полного отсутствия нравственного чувства».

[32] Ср.: «Ротмистр. Первая женщина, которую я держал в объятьях, была моим первым врагом, заплатив за мою любовь десятью годами болезни» (III, 7, 477).

[33] «Поединок» (далее — П). В кн.: Стриндберг А. Цит. соч., т. 2, с. 422.

[34] Ф. Ницше. Избранные произведения в 2-х томах,

[35] СБ, с. 168.

[36] «Могучая сила пала перед низкой хитростью, и будь ты проклята, ведьма, будьте прокляты все вы, женщины!» (IV, 7, 478).

[37] Фигуры соблазнителей, казалось бы, выбиваются из рядов трагического мужского сообщества, но это, по Стриндбергу, только временное — видимое, кажущееся — отступление: «Ротмистр. <...> теперь он [лейтенантик] <...> майором драгун! Видит бог, теперь-то и у него рога!» (III, 5, 474). (В некотором смысле и судьба самого Ротмистра подтверждает это правило: в давней истории с молоденькой буфетчицей на корабле он выступал как раз в роли соблазнителя.) Сценическое же воплощение такого рода мужчин — Нойд, обсуждением чьего неприглядного поступка открывается пьеса, уже с самого начала примеривает на себя роль жертвы: «Так ведь если б точно знать, что я ребенку отец» (I, 2, 446). (Дублирует ситуацию история признания отцовства соблазнителем Кормилицы: «Ротмистр. А твой Юхансон признавал себя отцом? — Кормилица. Заставили — так признал. — Ротмистр. Это чудовищно!» (II, 3, 462).)

[38] Ср.: «Ротмистр. <...> Кто же правит нашей жизнью? — Лаура. Бог единый правит ... — Ротмистр. Бог борьбы, стало быть! Или, скорей, богиня <...>» (IV, 7, 478).

[39] СБ, с. 106.

[40] Для нас же, как и в случае с п. 3, существенен сам жанровый контекст «семейной драмы».

[41] СБ, с. 169.

[42] Там же.

[43] Более радикальный вариант утверждения: «У мужчины нет детей! Дети бывают у женщин, <...> а мы умираем бездетными!» (III, 7, 479).

[44] «<...> если угодно, природа указала ей место, чтобы она находилась под защитой Мужчины в период материнства» (СБ, с. 169).

[45] Характерная деталь в механизме такого переосмысления: «Пастор. <...> моя половина волнуется, когда я запаздываю. — Ротмистр. Волнуется? Лучше скажи гневается!» (I, 3, 448). Подобным же образом, Кормилица сюжет с признанием Юхансоном отцовства не воспринимает как конфликтный и трагедийный; историей с «лейтинантиком» и учителем и вовсе могут быть поставлены под вопрос в качестве реально бывших.

[46] Соответственно ни группировки персонажей, ни координат хронотопа мы с достоверностью обозначить мы также не можем.

[47] «<...> нет темы, которая по своему интересу могла бы сравниться с этой: трактуя о благополучии и горести рода, она так же относится к другим темам, как геометрическое тело к плоскости» — Шопенгауэр А. Избранные произведения. — М., 1992, с. 375.

[48] О знакомстве Стриндберга с гартмановской «Философией бессознательного» упоминается в СБ.

[49] Ср.: «Все любовные истории каждого наличного поколения, взятые в целом, представляют собой <...> серьезную думу всего человечества о создании будущего поколения, которое в свою очередь является родоначальником бесчисленных новых поколений <...> может ли быть среди земных целей более важная и великая цель?» (там же, с. 375–76). — «<...> не одними развлечениями мы жили! У нас были высшие интересы, высочайшие, ибо мы дали жизнь будущему роду <...>» («Кукольный дом». В кн.: Стриндберг А. Цит. соч., т. 1, с. 418.) — «Ротмистр. Для меня, не верующего в вечную жизнь, дочь была будущей жизнью. в ней — вся моя вечность, весь смысл сущего» (II, 5, 466).

«<...> когда индивидууму предстоит работать для благополучия и сохранения рода и даже приносить для этого жертвы, то его интеллект, рассчитанный на один только индивидуальные цели, не может настолько ясно проникнуться важностью этого дела, чтобы поступать согласно ей. Вот почему в подобных случаях природа может достигнуть своей цели только тем, что внушает индивиду известную иллюзию, в силу которой ему кажется личным благом то, что на самом деле составляет благо только для рода <...> Эта иллюзия — инстинкт» (Шопенгауэр А. Цит. соч., с. 379–380) — «Я понимаю, что отныне отвечаю за жизнь <...> этой женщины, ее будущих детей, ее матери, ее тети, за весь род ее во веки веков <...> За любовь <...> я заплачу всей своей жизнью, своим мозгом, своей кровью <...> Любовная галлюцинация, гипнотизм инстинкта воспроизводства!» (СБ, с. 106) — «Ротмистр. <...> Я, как раб, трудился на тебя, на твоего ребенка, твою мать, твоих слуг <...> не спал ночей, дрожа за ваше благополучие <...>; и все — чтобы ты могла жить без забот и под старость насладиться новой жизнью в своем ребенке» (II, 5, 467).

[50] Шопенгауэр А. Цит. соч., с. 379.

[51] Там же, с. 382.

[52] Там же, с. 375.

[53] Там же, с. 379.

[54] Даже книги в этой сфере имеют свой особый эквивалент — «траты на хозяйство» (I, 4, 449). В известном смысле и Берта является предметом «имущественного спора».

[55] В рассказе «Поединок» такой тип взаимоотношений обозначен как «симпатия душ».

[56] Подобного рода ситуация, в которой духовные основы «романтического брака» сталкиваются с его природной, «родовой» сутью, прокомментированы Стриндбергом в «Поединке» следующим, не менее симптоматичным, чем название рассказа, образом: «Симпатия душ дала трещины, в нее ворвалась <...> действительность и начла мстить» (П, с.   ).

[57] Недаром в ПФЖ драматург подчеркивает «современность» героев своих пьес, а в «Отце» косвенно упоминается имя Ибсена, с которым Стриндберг имел особые счеты именно  по «женскому вопросу».

[58] В «Слове безумца...» синонимичная ситуация прокомментирована так: «<...> эмансипированная дура, стремящаяся получить свободу ценой порабощения» (СБ, с. 168).

[59] Характерный пример столкновения «семейного» (представленного Ротмистром) и коллективного индивидуального интересов — прием арендатора, чье нежелание платить в дальнейшем ухудшит и без того «неважное» финансовое положение в доме: «Ротмистр. <...> Я не мог ни есть, ни спать, ни работать, пока вы не уломали меня. Тебе он был необходим, оттого что твоему брату хотелось от него избавиться, теще он был необходим, потому что не нужен был мне, гувернантка мечтала о нем, потому что он сектант, старая Маргрет — потому что девочкой она знавал его бабушку» (I, 4, 449).

[60] Ср.: «Ты совершила поступок, который имеет пагубные последствия для нашей семьи, потому что у меня возникают сомнения в моем отцовстве. Ты виновата в том, что разрушила преемственность рода» (СБ, с. 196).

[61] Р. Брустайн, упоминая о том, что «Отец» задумывался Стриндбергом как ответ на ибсеноский «Кукольный дом», подчеркивает невероятную деструктивную мощь Лауры и называет ее «дьявольским контрастом Норе Хельмер». 

[62] Даже то, в орбиту деятельности индивидуального начала оказываются втянуты Пастор и доктор Эстермарк, можно отнести на счет воздействия мощной воли Лауры.

[63] Ср.: подобная «война» в доме Пастора (см. 4.1.3.) явно закончилась его «мирной капитуляцией».

[64] Понятие личность употребляется в данном случае с целью «выделения, подчеркивания неприродной <...> сущности человека», по контрасту с употребляемым нами понятием индивид, который «понимается <...> как единичный представитель человеческого рода и его “первокирпичик”» (соответственно индивидуальность определяется «как совокупность черт, отличающих одного индивида от другого <...> на самых разных уровнях — биохимическом, нейрофизиологическом, психологическом и др.») Использованные дефиниции приводятся по кн.: Социология. — Ростов-на-Дону, 2000.

[65] Пределы, положенные семьей Ротмистра для воспитания Берты, — это еще и пределы в рамках религиозности (любого конфессионального толка — в этом смысле между «домашними» не возникает противоречий), которая для Стриндберга 80-х гг. также безусловно выступает синонимом косного (ср.: Бердяев в работе «Новое религиозное сознание и общественность» замечает, что традиционное христианство, вопреки своей изначальной «духовной» направленности солидаризируется в вопросах любви и семейных отношений с «родовой» позицией. См. об этом: Бердяев Н. А. Эрос и личность: Философия пола и любви. - М., 1989.)

[66] Симптоматичной в этом смысле кажется реакция Пастора — лица, обладающего «стойкими убеждениями относительно высоких понятий» (III, 3, 472), но одновременно и брата Лауры — на ее «непреднамеренное преступление»: «Пастор. <...> Скромное, безобидное убийство, неподведомственное закону <...> Чудесная находка! <...> — Лаура. <...> Ну, донеси-ка на меня! А? Можешь? — Пастор. Не могу!» (III, 2, 471–72).

[67] Э. Гартман в своей (как уже упоминалось, известной Стриндбергу) работе «Сущность мирового процесса, или Философия бессознательного» говорит о том, что жизнетворческое начало, определяемое им как «Бессознательное», давая в инстинкте каждому человеку то, в чем он нуждается для своего существования и для чего при этом ему недостаточно сознательного мышления, сохраняет род посредством полового влечения и материнской любви.

[68] Термин заимствован из статьи: Голик Н. В. Трагизм человеческого существования (Кьеркегор — Стриндберг). В сб. К 150-летию Августа Стриндберга. — СПб., 2000.

[69] Ср.: «Кормилица. <...> ведь не веришь, что для твоей же пользы» — «Лаура. <...> мой долг — защищать интересы семьи» (II, 1, 460). Безотчетная подмена понятий «во благо» становится заразительной: даже доктор Эстермарк, осознавая необоснованность и безответственность поспешного объявления Ротмистра сумасшедшим (Доктор — пограничный, как было указано еще в п. 2.2., в противостоянии героев пьесы персонаж), тем не менее, руководствуясь действенной и для него идеей «семейной пользы» («Доктор. У вас не имеется стойких убеждений относительного того, что выгоднее для семьи?» (III, 3, 472)), присоединяется к остальным.

[70] Ср. пример определенной безответственности воли, отсутствия внутренней необходимости отдавать себе отчет в собственных поступках — реплики из финала пьесы: «Лаура. Дай мне руку, друг мой! [Эмоциональная искренность героини в этот редкий для нее и Ротмистра момент доверительного общения вряд ли может быть подвергнут сомнению.] — Ротмистр. Руку! Не ты ли мне ее привязала к спине?» (III, 7, 478).

[71] Вообще можно констатировать, что, вступая в брак, оба главных героя безотчетно наделяли его разным содержанием и лишь позже вынуждены были столкнуться с несовместимостью своих ожиданий: «Ротмистр. <...> Мы с тобой <...> жили несмышленышами, тешась глупыми фантазиями и выдумками. И вот очнулись; оно бы и хорошо; но, очнувшись, мы оказались вверх ногами...» (II, 5, 468).

[72] Ср.: «Мне вообще кажется, что брак похож на монархию. А монархия держится только на самодержавии» (П, с. 433).

[73] Например, в «Поединке» функциональное распределение ролей между супругами в рамках индивидуального брака осуществлялось по схеме «брат-сестра».

[74] Ср. реплика одного из персонажей «Поединка» по поводу указанной в предыдущей сноске ситуации: «Духовный брак, или кровосмешение» (П, с. 425).

[75] По словам Бердяева (цит. соч., с. 24), родовая жизнь «стремится <...> к плохой бесконечности, к вечному возвращению».

[76] Бердяев Н. А. Цит. соч., с. 23.

[77] В этом смысле необходимо указать на явную, вплоть до некоторых деталей, параллель между историей Ротмистра  и мифом о Прометее.

[78] Темной как в буквальном, так и переносном смысле: «Берта. Бабушка <...> вечером всегда прикрутит лампу и сажает меня за стол с карандашом и бумагой. И говорит — сейчас духи будут писать» (I, 8, 455).

[79] Ср. даже звуковую организацию следующего показательного диалога: «Ротмистр. Молчи! Или я ... — Лаура. Ну что — или ты? Пожалуйста, я замолчу. Но немного подумай о том, что ты затеял! И постарайся не быть смешным! — Р. Мне вовсе не до смеха! — Л. Тем смешнее ты выглядишь! — Р. Ты зато не выглядишь смешно! — Л. Так уж умно мы устроены! — Р. Потому вас и не одолеть!» (I, 9, 458).

[80] «Лаура. <...> Я не раздумывала ни о чем, все катилось словно по рельсам, которые ты же и прокладывал» (III, 7, 477).

[81] Надо заметить, что Ротмистр, хотя и по-своему переворачивая ситуацию, ощущает ее влияние на себя подобным же образом, т. е. буквально как вливание: «ты легонько влила их [подозрения] в меня, как капают капли белены в ухо» (II, 5, 466).

[82] Рубашка эта надевается на него Кормилицей «легонько, легонько!» (III, 4, 473).

[83] Даже Бердяев (см. указ. соч.), несмотря на его пиетет к женщине, не признает за ней культуротворческой роли.

Более подробное освещение темы см.: Дианова В. М. Философия в жизни и творчестве Стриндберга. В сб. К 150-летию Августа Стриндберга. — СПб., 2000.

[84] ПФЖ, с. 480.

[85] И сами герои, которые вне ситуации борьбы «и люди-то хорошие, и никому зла не желают» (I, 7, 455), вступив в смертельную схватку, ощущают себя в ней как бы повинующимися неким фатально властвующим над ними силам: «Ротмистр. <...> Как хороша была наша жизнь и что с нею сталось! Ты не хотела, я не хотел — и вот что с нею сталось» (III, 7, 478). Подобные ассоциации рождаются и у Стриндберга, когда в ПФЖ он говорит о «старомодном роке или вселенском законе» (с. 484).

[86] «Не в натурализме Золя должны мы искать предшественников [стриндберговской пьесы], но в произведениях вроде клейстовской «Пентисилеи» или шекспировского «Отелло». (Brustein R. Op. cit., p. 106.)